Shout, shout, let it all out, these are the things I can do without
Come on, I`m talking to you, come on
Shout, shout, let it all out, these are the things I can do without
Come on, I`m talking to you, come on
Я не помню, почему мне в тот вечер было так херово. Ну, перед тем, как пришел Аденстольф, заявляя во всеуслышание о том, что пятеро миротворцев отправляются в 12-ый дистрикт. Учитывая, что до этого я был никаким, догадайтесь, почему Майло так улыбался, поглядывая на меня? Верно, да. Отправил меня своим замом, если можно так сказать.
Не помню, уточнял ли я, насколько не люблю путешествовать между дистриктами зимой? Потому что я мало того что тварь, но тварь еще и теплолюбивая, любящая уют и комфорт. Тогда спрашивается - нахрена вообще пошел в миротворцы?
Чтобы заглушить боль. Ответ слишком прост и предсказуем, не так ли? Тем не менее, я периодически то впадал в апатию, то буйствовал. Сложно было представить, что по натуре я спокоен. Относительно. Пока меня не начинали выспрашивать о чем-нибудь важном для меня самого, но не особо существенном для окружающих. Например, о моей личной жизни. А доброхоты, почему-то, до сих пор находились.
Так что, скорее всего, временное поселение в двенадцатом было даже избавлением меня от меня самого, Майло был прав. Парадоксально, но этот чокнутый человек всегда оказывался прав. Даже в тех ситуациях, где я твердо чувствовал под ногами незримую почву, и был уверен в том, что говорю. Хотя, думаю, это зависело даже не от степени проверенности информации, а от самого человека. Я редко настаивал на своем, поступал по другому принципу - не отказываюсь, но ничего не делаю. Или же со всем соглашаюсь, делаю, но делаю по-своему.
Так планировался и этот визит. Нам нужно было проследить за населением, если надо - выявить повстанцев, уничтожить угрозу, еще какое-то время понаблюдать, и вернуться в Капитолий.
И, блин же... ЕСЛИ Б Я ТОЛЬКО ЗНАЛ! Как говорится - знал бы куда упаду... В буквальном смысле!
- Будешь?
Смотрю на Андерсона. Меня раздражают его серые глаза, острый нос и тонкие губы. Про ухмылку молчу вообще. Но как человек он к себе притягивает, даже несмотря на крайне омерзительный характер. Все, что я знал про него, так это то, что он потерял жену во время мятежа 8 лет назад, с тех пор заделался однолюбом, и девушек к себе не подпускал, как не допускал и шуток на эту тему.
Мотая головой из стороны в сторону. Вовремя вспоминаю, что я по сравнению с ним еще сопляк (29 и 40 лет - есть разница!), и что невежливо отвечать молчанием, и что есть еще куча всяких "но", и на всякий случай уточняю:
- Нет, спасибо.
Поезд останавливается, и мы сходим на станции. Я не хочу выходить, ведь остановка будет около двадцати минут. Я бы перетерпел, если бы не одно "но" - это мой дистрикт. Пока что только второй. Я ненавижу эту станцию, ненавижу тропу, которая ведет в деревню победителей, ненавижу даже сам воздух, пропитанный снобизмом и самоуверенностью местных профи. Я здесь чужой. Чужой на празднике жизни, меня сюда забыли пригласить.
- Все-таки, ты странный.
Снова Андерсон. Закатываю глаза, выдыхаю паром в морозный воздух, и поворачиваюсь к напарнику. Смотрю в его глаза, ищу хотя бы намек на какую-то подоплеку, но ее там нет. Искренность и грубоватая прямота - вот и все, что я вижу в глазах Тэйлора Андерсона. Пожимаю плечами, и снова перевожу взгляд на спящий дистрикт. Время - 4 часа утра. Только заводы работают, и те, кто на нем. Хотя, нет - выбежали учащиеся военного училища, и я ... им позавидовал. У них еще впереди таинственное "нечто". Жатва каждый год, Игры. Хотя, нет. Вот последнему лучше не завидовать. После Игр все становятся другими. И ты сам в том числе...
- Здесь живет мое прошлое. А прошлое, хоть и хорошее место, куда можно возвращаться...
- Но не самое лучшее, где нужно оставаться или жить, верно?
Киваю. Я немногословен сегодня. Почему? Сам не знаю. Наверное, еще прошлый вечер не отпустил полностью. И только потом до меня дойдет - медленно, но верно (впрочем, как и обычно), что это была очередная годовщина. Годовщина смерти той, которая мне стала дорога меньше чем за неделю. Хотя, говорят, бывает такое, что кто-то становится дорог за час. Пока не встречал. И вряд ли встречу...
- Я же все равно от прошлого отказаться не могу. Оно не будет преследовать меня. Просто это как море. Либо ты научишься плавать, либо утонешь. С моей памятью так же - либо я смирюсь с ее существованием, либо буду искать амнезии.Но стоит ли одно воспоминание потери всей памяти? Не хмыкай так. Я думаю, что стоит.
Да, прошлое и впрямь никуда не уходит. Оно затаивается где-то глубоко, внутри нас. Чтобы ночью прийти вместе с совестью, и распить по кружечке отчаяния. Прошлое уходит, отчаяние заканчивается, как заканчивается все в этом мире. И постоянной гостьей становится Память. Ты просишь ее уйти, но она обнажает в ехидной улыбке хищно заточенные зубы, которыми с радостью отрывает от тебя куски плоти. И так каждый день. Съедает тебя. А поделать с этим ничего нельзя.
- Ты неправ, сынок.
Вздрагиваю, очухиваясь и приходя в себя. Дебильная привычка. Просто идиотская! Рассуждать вслух...
- Съедает-то она тебя съедает. Но ты никогда не думал, что просто можешь заполнить место, нарастить новое мясо, что ли? Не думал о поиске альтернативы?
- Я никогда не заменяю людей.
Жизненное кредо. Правило. Принцип. Странность.
Зовите, как хотите. Я от этого не стану иным. Заменять людей нельзя, как нельзя и выбирать. Почему я такой? Почему, если мне что-то пообещать, я все равно буду верить и надеяться?
Наверное потому, что в детстве маленькому мне пообещали, что мы с родителями все время будут вместе. И обещания никто не исполнил. А может еще и потому, что однажды я пообещал девушке сделать все, чтобы ее спасти. И с точностью до наоборот выполнил обещание. Она погибла...
Второй дистрикт. Будь ты проклят уже!
***
- Вываливаемся. Точнее, вываливаюсь я, а вы, ребятки, выходите по очереди.
- Может, ты нам еще прикажешь в колонну по двое построиться, и взяться за руки?
Перепалки в шутку, шорох от одежды, которая соприкасается с человеческой кожей - все это я отмечаю автоматически, стоя уже у вагона, и осматривая близлежащую территорию. Холодно. Можно даже сказать, что морозно. Нас мало кто рад тут будет видеть с утра, ведь всем известно - миротворец не к добру. К добру только тот момент, когда он уезжает.
- Все, что нам надо, это расселиться - спокойно, без пыли и шума. Думаю, скандалы никому не нужны.
- А если нужны?
Смешок. Чей-то. Последний.
- А если нужны, то я тебя в Капитолии представлю одной даме. Она отобьет у тебя желание скандалить, я тебе ГАРАНТИРУЮ. А распустишь руки - отобьет не только желание. Доброе утро.
Пожимая руку представительного вида мужчине, я осматриваю прибывших еще раз, и следую за мэром.
- Здесь всегда по утрам так, сэр. Так что ваши опасения беспочвенны, я думаю.
И хочется ответить, что мэру думать уже не положено. Если бы было положено, Капитолий не насторожился бы, и в эту дыру не были бы отосланы пятеро миротворцев.
***
- Маннер, ты видел?
- М?
Высвобождаясь из плена напитка, налитого в стакан, и его лицезрения, я поднимаю голову, и смотрю на искусно вылепленный снежок. По форме такой, имитаторов которой уже итак очень много. Но губы все равно складываются в подобие улыбки, и я запускаю снежком в Хатчинсона.
- Не знаю, куда детство уходит, зато точно известно, где оно играет.
Снег в Капитолии - не такое уж частое явление, поэтому по бОльшей части молодые миротворцы ловят кайф, собирая и скатывая снег в огромные шары. Вот потеха завтра будет тем, кто на улицу выйдет. А перед домами куча снеговиков.
Другое дело, что у миротворцев итак мало радости в жизни.
Про нас говорят "звери" и "убийцы". Изверги народа, собаки Капитолия - послушные, сидящие у ног хозяев, и действующих по команде "фас". Пусть говорят. Те, кто нас знают - наши друзья, родные - они рядом. С другой стороны - только они-то и рядом.
- Выйду прогуляться.
Я не знаю, зачем об этом говорю. И главное - кому, меня ведь все равно не слышат. Но я все равно говорю, предупреждаю, и выхожу.
Мороз сразу же радостно кусает меня за щеки, он всегда против того, чтобы что-то оставалось теплым. А я и не возражаю, мне надо развеяться. Потому что память уже стучится, предупреждая о том, что сейчас во мне снова проснется победитель. Надломанный, но так до конца и не сломленный. Лучше бы наоборот.
Иду по снегу, в тонкой одежде, даже без оружия. Ногами пинаю комки грязного снега, покрытого угольной пылью. И дышу этой же самой пылью. Все равно заболеть не успею, мы же тут ненадолго.
Стена.
Вот осознание того, что передо мной натянута проволока, и по ней проходит ток, пришло вовремя, иначе бы ткнулся, и сослуживцы бы еще и грилем полакомились.
Морщусь. И осматриваю местность на предмет возможности это препятствие преодолеть.
Дерево. Отлично, как раз то, что нужно. Сдирая кожу, взбираюсь по стволу, и выбираю ветку покрепче. Нахожу ту, что выдерживает мой вес, но предательски трещит. И перебираюсь вперед, набирая скорость при движении. Мне кажется, что я вижу силуэты за забором. Но силуэты слишком далеко находятся, так что это может быть и иллюзия - игра тумана и времени года.
Все же пытаясь рассмотреть, падаю вниз. И расстояние вроде бы ничтожное до земли. Вот только уже внизу меня ожидает сюрприз.
"- Ваши действия, если наступите на мину!
- Взлечу вверх! И во все стороны!"
Примерно так же. С крайне громким (сознание пока что присутствует, как и рецепторы) взрывом меня относит в сторону волной. И я сбиваю кого-то с ног. Слышу крики, в которых паника и злость. чувствую смятение и боль. Пытаюсь поднять руку, чтобы схватить того, кто подо мной. Но в эту минуту тело начинает осознавать, что с ним произошло. И накатывает боль.
С другой стороны забора, который уже позади, видны огни. Дистрикт разбужен, это минус. Или плюс?
А так ли это важно, что дышать становится все тяжелее и тяжелее? То ли в глазах темно, то ли это предрассветные сумерки. То ли мне глаза закрыли. Или закрыла. Неужто Смерть пришла?
И выдавить бы из себя издевательский смешок. Да пока что только кровь наружу толчками выходит.
Слышится еще и женский голос. Спор.
И меня куда-то тащат. Хотя, вполне реально, что мне это кажется. Потому что становится все равно. И я проваливаюсь во тьму.
Здравствуй, Боль. А я тебя ждал.