❖ имя персонажа
Jenco Pura|Дженко Пура

❖ возраст, дата рождения
24|13.04.2880

❖ деятельность, место работы, дистрикт
Путешественник|не работает|Дистрикт 7

❖ лояльность
Нейтралитет

❖ внешность
Он не излишне высок, но и не мал: имеет средний типичный рост среди мужчин – 182 сантиметра, может даже чуть и больше среднего по статистике. Жилистое поджарое телосложение, может даже немного и худощавый, только картины особой это не портит, даже вполне сочетается в целом. И несмотря на всё, он крайне подвижный и гибкий, тело превосходной растяжки и подготовки, готовое сложиться как только угодно в любую минуту без затруднений. Это приносит в движения театральную плавность и изворотливость.
Лицо правильной овальной формы, может даже немного вытянутое и имеющее некоторую остроконечность форм, что подчёркивают явно видные скуловые кости, чёткий очерченный угол нижней челюсти и подбородок. Нос прямой, хотя всё же имеется небольшая горбинка на переносице. Глаза посажены глубоко, что делает взгляд более проникающим и сверлящим. Стоит отметить, что у нашего героя полная гетерохромия глаз, а именно они разного цвета. Это является результатом относительного избытка или недостатка меланина. Правый глаз имеет ярко выраженный зелёный цвет с тёмно-зелёным ободком по кромке радужки; левый же светлого серо-голубого цвета, где от зрачка колечком виднеются зеленоватые волокна радужки. Брови густые и чёрные, как и сами волосы. Волосы пышные, длинные, достигающие до плеч. Ко всему прочему они ещё и вьются лёгкой крупной волной. Чаще всего обладатель их заделывает в аккуратный хвостик.
На левой брови имеется пирсинг. От нижней губы размеренной тонкой полоской струится бородка, слегка рассеивающаяся на подбородке. Но и ещё есть одна деталь в лице героя. Точнее в его полости рта. У Дженко сплит языка. Да-да, от середины язык раздвоен с помощью нехитрого хирургического вмешательства.
Но на операциях странных речь не останавливается. На верхней части спины полукругом располагается шрамирование, как иной вид татуировки, изображением которого стали колючие ветки терновника, загибающиеся к шее. Среди ветвей ползает полосатая (Молочная Королевская) змея. Как и любые шрамы, рисунок объёмный, это легко можно проверить, проведя по спине ладонью.
Стоит ещё отметить, что цвет кожи на тон темнее, чем у обычных белых людей, в связи с итальянским происхождением.
Стиль в одежде предпочитает классический с уклоном  на старую итальянскую мафию частично. И всё же излюбленным костюмом остаётся красный плащ с брюками и чёрная рубашка.

❖ характер
Он имеет почти полное безразличие ко всему, к чему может прикоснуться и на что может упасть его взгляд. Крайне нехорошее качество в живом сознательном объекте, но как основополагающее. Казалось бы, безразличие и безыниересность к чему-либо может идти в пользу носителя с такой чертой для сохранения спокойствия в теле. Почти так оно и есть, только вот итальянская шумная натура пробивается сквозь эту огромную пелену, разрушая устоявшиеся шаблоны и стереотипы. Посему, настроение его может быстро меняться, не имея золотой середины - лишь из крайности в крайность. И никто, даже он сам, не знает, что может этому способствовать. Он не объясняет причину своих действий, не ищет каких-либо мотиваций, он просто делает и смотрит довольно на  результат всего. Когда кидают палку, он смотрит на нее и туда, куда она приземлиться, а не на того, кто ее бросил – в этом есть его суть. По мимо всего прочего прослеживается явная линия высокомерия над всем прочим, но и в противовес этому он не ставит себя слишком высоко: убогий, как и все, но в иные моменты способен понять это, в отличии от остальных. Но высокомерие оно и есть высокомерие, что не хорошо в отношениях. Высокомерие граничит с презрением, близкий контакт между двумя чертами характера, выявляющих собой образ мизантропа, он построил на этом мировоззрение основанное в частности на нигилизме. Скрытый смысл понятий – он не старается показывать это при всех, лишь высказывая пренебрежение и эгоистичность, превращая порой все это в странного рода шутку.
Но не всегда его эмоции столь оживленны, он страдает некоторыми видами психического расстройства, провоцирующие без особых причин галлюцинации, реже слуховые. Его мозг создает изображение плавающих рыб в воздухе, в основном декоративных. Это необъяснимо ничем, оно может внезапно появиться и так же внезапно исчезнуть. И только лишь по этой причине он не любит морепродукты.
Однако, мозгу создавать реальные картинки в воображении мало, он способен переключать разум на другую волну, заставляя прибывать героя в некоторой прострации и беспамятстве. В такие моменты он не способен отвечать за свои действия, он только лишь имеет время, которое только сейчас: нет прошлого и будущего, есть реальное течение времени, есть секунда сейчас, нет секунды, которая наступит и которая прошла. И тогда время кажется долгим, а то и совсем не текущим. Такое состояние беспамятства возникает так же без особых на то причин и проходит аналогично. Он прекрасно осознает свое положение, но ничего не делает и не хочет делать, наслаждаясь, как разум разъедает кислота болезни, навязывая те или иные маниакальные идеи.
Что касается самих же отношений с людьми или конкретным лицом, то Дженко такая фигура, которых можно назвать паскудами или шлюхами. Парень никогда не стремился к тёплым отношениям, ни к дружеским, ни к любовным. В основном односторонние связи без права на дальнейшее развитие, не считая старых друзей детства.

❖ биография
Он тогда сидел напротив окна: видом стала противоположная стена дома через зеленый затхлый канал, а чуть ниже самодельный садик на достаточно широком балкончике, чтобы поместились там горшки с небольшими деревцами и иными декоративными растениями, не считая зеленой старинной скамейки, которая досталась от прабабушки по маминой линии. В эту атмосферу кованая скамейка вписывалась как никак лучше всего, хотя и цветы были достаточно красивыми и разряжали обстановку для глаз среди сырых камней домов и мостовых, ну и самих каналов, разумеется.
В глазах по привычке стоял огонек спокойствия и тоскливости, он поднялся с места и направился вон из кухни по направлению к коридору. Квартира была просторной двухэтажной, но больше повезло все же иметь садик с выходом на улицу. В здешних местах мало, кто мог похвастаться такой роскошью.
Он спустился не торопясь по короткой узкой лестнице в прихожую, любуясь старыми детскими фотографиями своей семьи. Родители изрядно постарались, покрывая две голые стенки изображениями стандартных размеров в обыкновенных деревянных рамочках. Наверное, им это нравится. Спустившись, он завернул в гостиную и через нее направился к стеклянным дверям, что вели в небольшой садик.
Воздух был пропитанным сыростью и пресностью камней, однако это был родной неповторимый запах, щекочущий легкие изнутри. Он сел на скамейку, вглядываясь через перила в мутную зеленую воду. Венеция. Здесь родился и вырос, и такие зеленые уголки в городе на воде были редкостью. Можно даже гордится.
Город умирающий, он служил верно своим жителям, однако был недостаточно для этого приспособлен, хотя люди издавна существовали тут и не жаловались.  Но потребности растут, мало, кто захочет жить на камнях в узких домишках, поэтому все держится за счет туристов, приезжающих взглянуть на красоту достопримечательностей, покататься на знаменитых гандолах и покормить голубей на главной площади, что облепляют человека, словно статую, стоит появиться с семечкам в руке.
Но Дженко искренне любил свой родной город, низко преклоняясь перед его величием. И, несмотря на это, хотелось гораздо больших возможностей развернуться в этой жизни, а не идти по стопам отца и отливать всеми любимое венецианское стекло. Профессия стекольщика здесь ценится, богато звучит. Но что за предел мечтаний?
Он сидел неподвижно, втягивая в легкие горький дым сигарет и обдумывая что-то очень важное для себя. Еще прошлым летом со старым другом ездили на Кубу на две недели, когда лето уже переставало собою быть – разнообразие состояния жизни еще никому не вредило. А еще до этого пришлось побывать в Греции. Воспоминания так и остались яркими вспышками в голове, заражая собою мозг. Сидеть на одном месте смысла нет, начали появляться навязчивые идеи покинуть стены родного дома и вновь отправиться за новыми впечатлениями, но на более длительный срок.
В экзерсисах анабиоза закрыл ладонями лицо, сутуло согнувшись к коленкам, стараясь позабыть вчера и завтра. Такие мысли посещали чаще всего при полном одиночестве, когда хотелось играть в мимикрию белым солдатом в белом лесу, постигая невыносимую легкость дорогого бытия. Он опускает руки и поднимает голову вверх, остро втыкаясь взглядом в серое пасмурное небо. Там.. Высоко над ним бесконечной пеленой какие-то твари спускались из-под облаков, их дробью разбросало над головой, их было тысячи; они ничего не предпринимали, а лишь спускались медленным тоном сквозь слои воздуха. Эти темные точки угрожающе поблескивали серебром, как миллиарды маленьких фонариков.
Ледяной колокольчик звякнул в желудке – он узнал этот парад планет. Апатичный взгляд куда-то вверх, сквозь пепел сверкающих чешуек; а рыбки все спускались ниже и ниже. Маленькие стеклянные сомики, мира не зная, плавно все  спускались, пока не начали плавать по воздуху на линии горизонта его глаз. Продолговатые тельца просвечивали воздух, можно было через шкурку разглядеть их желудок и позвоночник. Маленькие милые стеклянные сомики, их было слишком много. Но он знал, что такого быть не может, никто их больше не видит, кроме него самого. Их нет в действительности, они живут только в реальности Дженко, которую придумал он сам. Это случалось время от времени, в последнее время слишком часто, чтобы оставаться спокойным, но все же привыкшим к подобным явлениям от мозга. Он зажмурился, старательно пытаясь прогнать опасные мысли, но когда снова открывал глаза, то видел их, спокойно плывущих по воздуху.
Родители давно начали замечать странности за сыном, но он лишь все отрицал, покуда болезнь сжирала его мозг медленно, но верно, оставляя одну энтропию в голове. Энтропия растет.
Нестабильность ума поражала собой все новые и новые припадки, неощутимые другим людям. Они и не должны знать, никто не должен.
Он снова закрывает глаза, стараясь, огородится от паршивой реальности, которую создал сам. Внутри все отдает черным, как провал сознания, и сколько ни бейся, ни пытайся – все равно придется открыть глаза. Та реальность, которая оказалась теперь перед глазами еще более реальная, чем до этого. И обстановка иная, в виде неопределенной темной комнаты, по неволе приходится знать окружающее пространство.
Он всего-лишь спал в своей комнате, но в чужой; чужой на столько, что и город и страна оказались чужими. Ему снилась своя старая жизнь через обрывки воспоминаний, свой родной дом. А потом что? А потом пробудился ото сна в незнакомой стране, где оказался совсем недавно. Было дело, когда он и еще с двумя старыми товарищами отправились в долговременное путешествие. Так, для интереса. Год жили в России, были в Москве и Петербурге, оттуда на Дальний Восток в Благовещенск и следом в Китай. На этой ноте давняя знакомая оторвалась, вернувшись обратно в Италию, оставив Дженко с товарищем продолжать путешествие дальше вдвоем. В Китае они прожили около полугода, и тогда друг упросил посетить еще и Мекстику, так как это входило в список желаний его закадычного товарища. Пожав плечами, он согласился. Около одиннадцати часов в самолёте (или около того), и они уже в другом конце мира.
Изначально эта идея не казалась приветливой, хотя потом всё изменилось.
Он скучно вдыхает тяжелый воздух, сидя на кровати и согнувшись в три погибели. После двух недель просторы для глаз им открыла Северная Америка. В то место, куда они попали не особо было радо их визиту. Ах да, уже как неделю назад товарища сбила на перекрестке машина. Мгновенная смерть и много шумихи по новостям – ничего особенного. И даже горечи от утраты нет, и плевать, что друг старый еще со школы. Только вот одна печаль, у друга в кармане всегда водились вкусные бумажки и он мог подсобить, если что, а так…
А так пока неизвестно что.

❖ другие факты
Высокий порог боли.
Рыбы внушают неприязнь, большие рыбы – страх.
Иррациональный неконтролируемый навязчивый страх перед шприцами и иглами. Смотреть, трогать может, но не когда это касается лично его самого.
Всегда с собой: Пистолет Desert Eagle ("Орел пустыни")|складной карманный нож

❖ ориентация
Бисексуальность.

❖ пробный пост
(взято с собственной старой ролевой, которая уже не действует из-за едкой лени ГА. Роль – большой и злой дядя маньяк, говорящий о себе во множественном лице. И вот нам попалась в лапки одна дамочка, которую дядя привязал цепями к потолку за руки)

Ровно по узкому запястью сошелся металл, соединяющий руки между собой увесистой цепью с кольцом по середине (цепь короткая). За эту цепь мы и потащили, предварительно натуженно встав на ноги прямо. По середине комнаты свисала цепь с потолка на несущей системе креплений. Замок хороший, а все крепкие замки мы называли английскими. Теперь же, силы особой прикладывать не пришлось, мы закрепили кольцо с замком на цепи. Ей, как шавке на привязи, разрешалось немного побегать, совсем чуть-чуть для разнообразие темы, пока мы не сделали пару шагов назад и не дернули за другу цепь, что напротив. В тот же момент, рывком отчетливо длина цепи сократилась до расстояния двух с половиной миллиметров от пала до ее подошв. Не поскупились мы еще раз дернуть за 'веревочку', оставив тело висеть в некотором расстоянии от потолка. Нет, второй раз – жалкое подобие, мы без разгону подтянули тело выше и только. Пущей забавой был третий заход: мы как-то с темной страстью одинокой души размахнулись, что цепь сорвалась с петель и по дуге девицу отбросило что есть с размаху к стене. Это не особо входило в планы, от чего лицо исказилось гримасой неприятной неудачи. Да и визг цепей в этот момент был не столь приятным. Радовало лишь то, что петель было несколько, и дернув еще раз за цепь, на этот раз сдержанно аккуратно, поднял тело к потолку (не совсем, кисти рук не доставали до петли в расстоянии пятнадцати сантиметров), зато сучка в подвешенном состоянии была на голову выше нас.
Интересное положение.
С паучьей выдержкой смотрим на нее насмешливо, не двигаясь с местоположения у противоположной стены.
Наше странное развлечение держать цепь и представлять, как именно полетит тушка, если отпустить резко и непринужденно. Результат мыслей не был таким ярким, как и само падение, если назначить его в реальности: нет, пусть уж висит как есть. Цепь мы насадили на крюк из противоположной стены, она струной лязгнула беззвучно, возносясь к потолку величественно неутомимо.
А она все так бла-бла-бла. Нам густо в горло прет идиотский смех, когда мы встречаем ее взгляд, и в голову лезут одни зловонные слова (их не хватает), чтобы при возможности ими залепить ей высокомерное фуфло. Нет, много чего остается, но не слова – они много не весят; слова – это шуточки, которыми нас травят.
Мы покачнулись на месте задумчиво, размышляя о дальнейших действиях: шагнуть налево или направо. Нога как-то сама вытянулась вперед с желанием сделать шаг – вот куда мотнет, туда и пойдем. Тело наклонилось вбок, видно выбор сделан, и мы совершили опору на ногу в правую сторону. Ладно уж. На нос ботинкам что-то постоянно попадалось, слишком много разбросанного нужного и ненужного мусора по металлу решетки пола, от ботинок предметы отлетали довольно хорошо, качественно. И так наверно раза два-три, пока не подошли к "разделочным" столам у стены (там еще шкафчики висели, совсем как на обычных людских кухнях). Тоже много хлама, но он не мешает. Нужно лишь совсем простое действие с простым привлекательным объектом: мы зажгли примус ловко, взгромоздив сверху на него чугунный маленький утюжок. Нагреться должен быстро, но мы для этого дадим ему даже больше времени, чем положено, пусть схватится верно горячему состоянию до безумия яркого цвета каления. Как ценителю, нам миниатюрность утюжка очень нравилась, он казался игрушечным для своего истинного применения. Мы как-то даже совсем душевно склонили голову набок, любуясь маленькому опасному предмету. Один механик назвал этот утюг смешным и не серьезным, заморозив толстой коркой до основания воду в наших глазах, за что мы ему без лишних слов сломали нос этим самым смешным несерьезным предметом, а потом и вовсе забили им на смерть. Никаких извращений и игр, просто за пару секунд кровавое мясо вместо его лица. Конечно же, потом нам немного стало жалко, что мы так бесцеремонно расправились с механиком со злости, когда могли поиграть с ним с помощью того же самого утюжка и получить при этом некоторое удовольствие. Зато, может сегодня наш чугунный друг порадует всех своими умениями и готовностью к любым действиям.
С подобными мыслями в мозгах, наши руки упирались в край стола неосознанно, пока голова была занята воспоминаниями. Даже сейчас до сих пор около ручек у основания можно было разглядеть старые излишки крови с наглой рожи механика, что посмел оскорбить наш утюжок. Забавно очень.
Мы поворачиваемся резко, утыкаясь задом в край стола, когда обычно поверхность должна достигать до поясницы при нормальном положении. Смешно как-то, растрачено на разряженный воздух вокруг для улыбки. Надо заметить, что у входа до мест, где были цепи, так же все уставлено похожими столиками вдоль стены. Там находится то, что нам не принадлежит, зато мы спокойно это себе присвоили. Но для начала желательно бы навести небольшой порядок, а именно вытащить на середину и поставить тот большой стол, который мы случайно рукой перевернули со злости ли? Не. Бывают моменты, когда руки бьют с полной силы и дальше больше, яростно и страстно.
Ножки стола слишком звучно проехались по полу до места, где должны встать: на расстоянии напротив дамочки в цепях. А потом так же воодушевленно с тех полок (столов у двери) берем чемоданчик строительный и ставим вальяжно на большой стол с голодным звуком удара. Признаться, этот чемоданчик принадлежал механику когда-то, но после встречи с маленьким несерьезным другом он стал ему больше не нужен. Послышался щелчок – пальцы сцепили металлические защелки вверх, чтобы можно было открыть крышку ящика. Пустота была заполнена до основания разнообразными интересными материалами, но мы вытащили только прозрачный широкий скотч.
Голова повернулась в бок, оценивающе осматривая тушу на 'крюках', почти как свинья/корова в морозильной камере, еще пока не разделанная. Мы подходим близко, мягко берясь ладонями за ее ноги в самом низу, прижимая их друг к другу и оттягивая вниз медленно, давяще, при этом подняв глаза на ее раскрашенное кровавой краской лицо. Уголки губ беззвучно дрогнули вверх. Теперь же, одной руки было достаточно, чтобы захватить ее худощавые ноги крепко, второй же мы ловко скинули ее обувь вниз. Мы особо не переживали на тот счет, если она сейчас начнет рыпаться и ей каким-то образом удастся вырвать ногу из захвата (или потом) и долбануть, как лягаются лошади, ногами по роже или в другую доступную для нее часть тела. Это многого не изменит, а металлический намордник часто защищает нос и губы от удара, что порой более болезненным становится недругу при соприкосновении с жесткими голодными прутьями. Еще, что удобно, хоть намордник и собачий, сделан он по человеческому лицу с мягким основанием к коже, поэтому сидит плотно и безболезненно, хоть при ударах и давит неприятно на кости.
Скотч толстым слоем наматывался на лодыжки для полной уверенности невозможности движения. На этом роль прозрачной клейкой ленты закончилась. Мы перерезали скотч одним движениям, вытащив нож из чехла из кармана на переднике (чехол для кухонного большого ножа был необходим, чтоб при случае не сделать себе незапланированную кастрацию, что стало бы лишним). Скотч мы вернули обратно в ящик, просто бросили куда попадет, зато в качестве компенсации аккуратно и бережно мы вытянули из ящика темно-зеленый строительный перфоратор. Горячая штучка, на наш взгляд, дамочке понравится. Палец ласково прошелся по моторчику сверху прибора , дескать технику нужно любить нежно, чтобы прослужила долго. В каком-то игривом расположении мы перекинули прибор с правой руки в левую, совсем как автомат, а свободная рука снова полезла в чемодан за железной скобой (скорее железный прут), достаточно тонкой, чтобы согнуть (это могут сделать не все), но и достаточно прочной. В крышке ящика в отдельных кармашках прибывало тоже много чего интересного, только по мелочам. Прут неплохо уместился в кармане передника, а из крышки достались два крупных блестящих самореза. И все это время мы держали перфоратор за ручку стержнем вверх, как автомат, готовый к действию по расстрелу неба. Можно было бы нажать на курок и сделать парочку жужжащих выстрелов, мешая кислый воздух вокруг вращающегося штыря. Но зачем пустые действия? Лучше сразу к делу.
Мы монотонно шагаем к дамочке, шаркая глухо пятками через вибрацию по решетке. Хороший пол. Кровь проскальзывает сквозь дырочки без скоплений огромных луж. Замечательно. Левая рука, все так же сжимая пальцами рукоять перфоратора, зажала ноги, прижала крепко к груди. Один из саморезов оказался зажатым между губами сбоку сквозь прутья блестящего металла, второй саморез острием подкатил к пятке дамочки. Что было дальше догадаться не сложно – вполне гибко по прямой, прикладывая минимум силы, надавили и вогнали стержень резного гвоздя в мягкое мясо по кость. На этом моменте мы обхватили ногу иначе: рукой сверху, словно загребли сноп сена, так было гораздо удобней держать, не давая ей большой возможности дергаться в таком положении. Так же не поскупились и дернули вниз, натягивая тело, как когда-то цепь, струной, теперь можно и продолжить. Плотно сдавливая ручку прибора правой рукой, мы направили конец штыря к шляпке самореза и спустили курок. В этой ситуации можно было бы использовать обыкновенную дрель, но разве это будет так интересно? Перфоратор куда мощней, да действие у него отбойного молотка, посему на ряду с ударами прибора загнать саморез по самую шляпку в пятку через кость не составило особого труда. Работа выполнена вполне добросовестно, мы даже похвалили сами себя за столь идеальное внедрение металла в кость. Остался еще один саморез и еще одна пятка. Этот путь, признаться честно, мы придумали не просто так, это было что-то наподобие обряда или вложенного смысла прибить девку к полу от величия подальше. Второй саморез точно так же воткнулся в пятку, как и первый, действие ничем не отличается от предыдущего, только вот винтовой гвоздь соскочил и вошел криво под углом, что его кончик вынырнул сбоку из кожи насквозь. Халтурная работа вышла, но и так сойдет, носом мы не водим, хоть и ценим качество.
Чтобы не мешался, мы положили перфоратор на ближайший 'кухонный' столик сбоку, хоть и пришлось для этого отойти, протянув за собой тушу, как собаку на поводке. Теперь мы хотели исполнить немного другую задумку, припомнив по легенде знаменитого Ахиллеса. Мол слабость в пятках у него была (пятки уже были тронуты). Рука достала железный прут в зажатых пальцах и без каких-либо церемоний через скотч залепила ровно в ахиллесово сухожилие заостренным концом. Пришлось постараться ровно выдернув прут с другой стороны да так, что прут разделял собой кость и ахилл. Красивое действие в красках, когда кровь принялась заполнять собою промежутки морщин воздуха под поверхностью прозрачной клейкой лентой. Окончанием стало то, что мы завернули концы железного прута сзади по ногам, как ручка для захвата. В забаве мы даже подергали за 'ручку' вниз парк раз, веселясь упругости, с которым болталось тело так легко и непринужденно. Да и что еще, мы даже похихикали немного, прокрутив стержень в ногах в полуобороте на сколько это возможно.
Все. Мы отходим от тела, забираем строительный электрический прибор и как-то вяло возвращаемся к ящику механика. Не разжимая пальцев от рукояти, облокачиваемся рукой о стол, мы выгибаемся ломко, сонно и сладко зеваем, прикрывая рот тыльной стороной ладони в слабо сжатом кулаке. Не успеваем даже оторвать руку и захлопнуть рот, как начинаем хрипло смеяться, раздирая сухое горло еще больше, нежели просто от сухости пустыни.

❖ откуда о нас узнали?
Пригласили.

❖ связь с вами
573858912.

Отредактировано Jenco Pura (2013-01-20 16:55:52)